Семен Александрович читал курс теоретической физики, сначала электродинамику (1951-52 уч.год), затем квантовую механику (1952-53 уч.год). Математику и физику нам, физикам, читали отдельно от математиков, механиков и астрономов. Как всегда, в этом было и хорошее, и плохое. Почти весь курс математики - анализ, геометрию, алгебру прочитал нам в течение двух лет Борис Иванович Кущев. Читал хорошо, старательно, добивался того, что мы его неплохо понимали. В то же время, мы, физики, не смогли послушать лекции других математиков, которые славились как настоящие артисты своего дела - профессоров Яблокова, Нордена, Пудовкина. Общий курс физики прочитал нам доцент Янсон на весьма скромном уровне. После курса общей физики начался курс теоретической физики: теоретическая механика - доцент Березин, термодинамика и статистическая физика - доцент К.П. Ситников, и, наконец, мы попали в руки Семена Александровича, читавшего электродинамику (теория электричества) и квантовую механику. Главной частью, конечно, была квантовая механика. Читал Семен Александрович свой курс спокойно, неторопливо, казалось, не очень-то и замечая аудиторию, скорее, всматриваясь в сам излагаемый материал, как бы убеждая себя в истинности того, что излагал. Кто знает квантовую механику с ее парадоксальными положениями, тот согласится, что надо постоянно себя убеждать, что это может быть так, а не иначе. Семен Александрович не жестикулировал, не повышал голоса (его басовитый голос и так был слышен хорошо), словом, читал солидно и спокойно. Наверное, предмет теоретической физики вполне соответствовал его характеру. Мы, студенты, особенно я, только что приехавший из <деревни>, воспринимали Университет и его преподавателей как извечно существующую данность, сформировавшуюся за 150 лет существования Университета. Позже я понял, что научные традиции, научные школы обладают большой устойчивостью, способностью сохраняться из поколения в поколение. Так я воспринимал и Семена Александровича, как часть <вечного> Университета. Между тем, как я немного позже это понял, Семен Александрович относительно недавно вернулся в Университет после пятилетнего пребывания на фронтах Отечественной войны. В первый год войны Семен Александрович добровольцем пошел в армию и попал в артиллерийский корпус резерва Главного командования. Когда я стал аспирантом Семена Александровича (1954-57 г.г.), и в наших разговорах во время прогулок стали часто возникать его воспоминания о службе в армии, Семен Александрович объяснил, почему было особенно опасно быть именно в резерве Главного командования, а не во фронтовом соединении. Дело в том, что, во-первых, резервом Главного командования затыкают фронтовые дыры, образованные прорвавшимся противником, и, во-вторых, фронтовое командование, кому временно передали этот резерв, его не жалеет - ведь все равно скоро его заберут, а свою артиллерию оно, командование, очень и очень старается сохранить и сберечь для будущего. Напряженность фронтовых ситуаций, в которых приходилось быть Семену Александровичу, характеризуется, например, таким его рассказом. Семен Александрович был, конечно, т.н. <непьющим человеком>, т.е. никогда не злоупотреблял спиртным. А тут артиллерию резерва Главного командования молотит вражеская авиация, волна за волной, совершая ожесточенные бомбардировки. <Кончается налет, все оставшиеся в живых выпивают по стакану спирта. Новый налет. Длится минут 10. После налета все трезвы как стеклышко. Куда девается хмель, неизвестно>. (Цитирую, конечно, смысл рассказа Семена Александровича). И вот, представьте себе, что после 5-ти лет такой фронтовой жизни физик-теоретик Семен Александрович возвращается в Университет. <Я обнаружил, что забыл все формулы; пришлось заново все вспоминать>, рассказывал Семен Александрович.
Теперь я попробую изложить мое понимание того, кем был в Казани Семен Александрович. Я считаю его частью московской школы физиков, созданной в 20-30-ые годы академиками Мандельштамом и Таммом. Он был аспирантом и сотрудником И.Е. Тамма, участвовал в течение многих лет в научных семинарах МГУ, ФИАНа, Физпроблем. Он вернулся из Москвы в Казань, впитав в себя дух и проблематику новой квантовой физики, особенно в области магнитных явлений. Он перенес в Казань также и нормы и методы интенсивной научной жизни столицы, в частности, практику еженедельных научных семинаров в Университете. Я думаю, что семинар Семена Александровича в Университете сыграл в жизни каждого из его учеников очень большую роль. Представьте себе вчерашнего студента, представляющего на семинаре, может быть, первую в жизни научную работу. Не менее пользы ему и тогда, когда он докладывает на семинаре содержание интересной публикации в зарубежном журнале.
Как сейчас я вижу Семена Александровича в физической аудитории физмата, ведущего семинар. В окна аудитории светит яркое весеннее солнце. Время послеобеденное, около 15.00. Не скрою, видно, что Семена Александровича клонит ко сну. Глаза его кажутся закрытыми. Большая, седая, кудрявая голова слегка склонена на грудь. Но стоит докладчику ступить с тропы истины, как голова Семена Александровича поднимается и он обращается к докладчику с вопросом, помогающим докладчику возвратиться к истине. Семинар Семена Александровича в Казани работал многие годы и десятилетия. Каждый из казанских физиков считал за честь на нем выступить. На семинаре Семена Александровича выступали многие выдающиеся советские и зарубежные физики. (Было бы интересно посмотреть тематику этих выступлений, если протоколы семинаров сохранились).
То, что школа Семена Александровича, созданная в Казани, являлась существенной и активной частью советской и, в частности, московской физической школы, я хотел бы подтвердить и тем, что казанские физики, ученики Семена Александровича, были желанными докладчиками на семинарах в Москве. Ученики Семена Александровича (автор этих заметок в том числе), другие физики были докладчиками на семинарах в Московском университете, ФИАНе, Институте физпроблем (т.н. <капишнике>), ИОНХе и других институтах.
Я не буду пытаться осветить сотрудничество Семена Александровича с Е.К. Завойским, его роль в открытии явления электронного парамагнитного резонанса - эти темы хорошо освещены в литературе, в частности, в книге Б.И. Кочелаева. После отъезда Е.К. в Москву, Семен Александрович по сути стал главой казанской школы физиков. Ему обязана казанская школа физиков современностью своей тематики, уровнем выполняемых исследований. Семен Александрович лично выполнил в послевоенные годы исследования мирового уровня, разработав теорию акустического резонанса (ставшего новым физическим открытием), создав новые продуктивные методы охлаждения твердых тел методом адиабатического размагничивания. Все это хорошо известно научному сообществу.
Для меня интересно и важно отметить роль Семена Александровича в моей жизни и судьбе. Я ученик Семена Александровича. Но что это означает конкретно? Попробую ответить, описав мои отношения ученика с Учителем.
Я стал учеником Семена Александровича, по-видимому, студентом третьего курса, когда от студента требовалось выбрать его будущую специальность и начать "специализироваться". Я оказался единственным студентом в группе, кто пожелал специализироваться по теоретической физике; а эту специальность и вел Семен Александрович. На четвертом курсе я выполнил курсовую работу по теме, предложенной мне Семеном Александровичем. Ее результаты опубликованы в Ученых записках Казанского университета, в юбилейном сборнике студенческих работ, посвященном 150-летию университета (1804-1954 г.г.), том 115, кн. 7, 1955. Работа посвящена вычислению резонансного магнитного поглощения в проводящем цилиндре. В ней получен существенный результат*, что благодаря наличию проводимости и скин-эффекта резонансное поглощение энергии поля пропорционально сумме коэффициентов поглощения и дисперсии: W ~ (c' + c''). Жаль, что я не стал продолжать эту работу, и она осталась незамеченной. Дипломную работу я также выполнял под руководством Семена Александровича. Она была посвящена теории спиновой релаксации в металлах. Работа не была успешной, ее единственным результатом было то, что я познакомился с теорией металлов.
По окончании университета Семен Александрович предложил мне быть его аспирантом. У него в Университете уже были два аспиранта - М.М. Зарипов и Л.Я. Шекун. Я и Ш.Ш. Башкиров стали третьим и четвертым аспирантами Семена Александровича после возобновления им аспирантуры по физике в Казанском университете. Максут Мухаметзянович Зарипов стал известным физиком, живет и здравствует. Хочу воспользоваться случаем, чтобы сказать о рано ушедшем из жизни Льве Яковлевиче Шекуне. Став аспирантом, я стал общаться с ним не только в Университете, но и в общежитии - мы жили в одной комнате аспирантского общежития. Лев Шекун поразил меня универсальной талантливостью: он прекрасно знал музыку, (играл на множестве инструментов), литературу, не говоря уже, конечно, о физике и математике, предметах его специальности; он обладал редким даром юмора и иронии, прекрасным характером - улыбка всегда светилась на его лице. Как всегда, истина диалектична: многообразие талантов мешало Льву Шекуну сосредоточиться на теоретической физике, и, пожалуй, можно сказать, что сделанное им в физике гораздо скромнее размера его таланта.
В Университете у нас была маленькая аспирантская комната под лестницей, ведущей в актовый зал (со стороны сцены). Мы называли ее <берлогой>. Работать долго было нормой, и часов в 5-6 мы всегда еще были в берлоге. И вот в это время к нам, практически ежедневно, приходил наш учитель Семен Александрович Альтшулер. Мы его уже ждали. После обсуждения теоретических проблем, если они были (думаю, они были всегда), мы шли гулять. Замечательными были эти наши прогулки! От Университета к Кремлю и обратно, много раз туда и обратно. Предметы беседы были самые разнообразные, в частности: Семен Александрович любил вспоминать эпизоды из жизни на войне. Любил говорить и о политике. Помню характерный жест Семена Александровича: перед тем, как сказать что-либо <крамольное>, он как-то поворачивался назад и внимательно смотрел, нет ли нежелательного слушателя. Полагаю, что нам, своим ученикам, он доверял вполне. Спасибо ему за это. Пожалуй, наши прогулки были наиболее продуктивны в смысле воспитания учеников учителем: мы узнавали своего учителя, учились понимать жизнь, науку, наконец, вести себя в жизни, как Учитель. Семен Александрович посоветовал мне взять в качестве темы кандидатской диссертации теорию спиновой релаксации в жидкостях. Борис Михайлович Козырев и его ученики в Физико-техническом институте вели успешные экспериментальные исследования спиновой релаксации в комплексообразующих жидких растворах солей. Теории, объясняющей эти результаты, не было. Создать такую теорию и было моей задачей. Два года (1954-56 г.г.) я работал над этой теорией, но нужного результата не достиг: мои формулы не объясняли наблюдаемой температурной зависимости скорости спиновой релаксации. И вот, во время одной из наших прогулок, мы с Семеном Александровичем пришли к выводу, что надо оставить задачу о спиновой релаксации в жидкостях и поискать другую тему. Тему нашли тоже во время прогулки: магнитный резонанс на спинах ядер парамагнитных атомов. Эта тема была свежей, никем еще не рассмотренной. За год удалось выполнить необходимые расчеты. Один результат заслуживает того, чтобы особо о нем упомянуть. Из расчетов следовал эффект усиления сигнала ядерного магнитного резонанса, обусловленный наличием у атома электронного спинового магнитного момента. Результат опубликован в ЖЭТФ (1957 г.) и в Записках Казанского университета (1957 г.). Даты этих публикаций обеспечивают мой приоритет в получении этого результата. Позже экспериментально эффект наблюдался в ферромагнетиках, где усиление оказалось очень большим благодаря ферромагнитной упорядоченности электронного спинового магнетизма.
По завершении аспирантуры я был направлен на работу на кафедру физики в Казанский педагогический институт. Здесь я продолжил работу над теорией спиновой релаксации в комплексообразующих жидких растворах электролитов. Наконец, успех пришел: мы с Семеном Александровичем придумали то, что получило название механизма релаксации Альтшулера-Валиева. Здесь я хочу отметить обнаруженный нами интересный физический факт: меньшее по энергии взаимодействие может привести к большему релаксационному эффекту. В комплексе спин S и внутренние колебания Q взаимодействуют. Наибольшее значение имеет взаимодействие, где Q в первой степени (линейно по Q): HSQ= af(S)Q. Квадратичное по Q взаимодействие раз в 10 меньше: HSQ2= a'f' (S)Q 2. Тем не менее, релаксационный эффект HSQ2оказывается доминирующим. Релаксация посредством HSQ2 и есть механизм Альтшулера-Валиева. Этот результат и многие другие составили материал моей докторской диссертации, защищенной в 1963 году в Институте физики металлов у С.В. Вонсовского. Как видите, у истоков моих работ по спиновой релаксации в жидкостях также стоял Семен Александрович! Моя неудача в решении этой задачи в аспирантское время объяснялась тем, что тогда я зациклился на большей по величине энергии взаимодействия HSQ.
В 1964 году я был приглашен в Москву для работы в области микроэлектроники и уехал из Казани. Встречи с Семеном Александровичем стали редкими. В 1972 году я был избран членом-корреспондентом АН СССР по специальности <Техническая физика>. Упоминаю об этом потому, что с этого времени имел возможность помочь Семену Александровичу в избрании в Академию Наук. Семен Александрович был избран членом-корреспондентом в 1976 году. Выступая на собрании Отделения физики с предложением избрать Семена Александровича, я подчеркивал свой статус ученика Семена Александровича, и, как говорили потом, этот аргумент был одним из самых убедительных в пользу избрания Семена Александровича. Я искренне рад тому, что в ходе избрания Семена Александровича в Академию смог воздать должное Учителю.
В 1970 годах жизнь Семена Александровича в Казани казалась счастливой. Он был окружен любящими учениками, его положение главы физической школы в Казани было очевидным и бесспорным, он получил все положенные знаки внимания - премии, награды, звания. Я упоминаю об этом потому, что хорошо запомнил слова, сказанные Семеном Александровичем в одной из наших бесед, по-видимому, в Москве: <Слишком все хорошо, как бы чего не случилось...>. И так-таки случилось, к величайшему сожалению: его настигла неизлечимая болезнь. После лечения в Казани его привезли в Москву, на <Каширку>. Я несколько раз посещал его в больнице; видно было, как болезнь одолевает его. Тревожную атмосферу тех дней запечатлела в стихах моя жена Венера Саляховна, незадолго перед этим потерявшая отца от той же фатальной болезни. Стихи написаны после звонка дочери Семена Александровича Татьяны Семеновны:
Звонила женщина. Точь-в-точь
Как я тому назад полгода,
Я ее знаю. Это дочь
Приговоренного к уходу.
Она взволнована, а я
Ей отвечала очень вяло.
Как поняла она меня!
И как ее я понимала!
У нас принято скрывать от больного его диагноз; а больной, тем более, в порядке самообороны, уверяет себя в отсутствии фатальной болезни. Семен Александрович не стал исключением в этом смысле. Он говорил: <Я рад, что приехал сюда. Здесь хорошая диагностика. Они установили, что я не их пациент. Это главное>. Мы провожали Семена Александровича на поезд, когда он уезжал в Казань. Он был слаб, с трудом добрался от машины до вагона. Я видел Семена Александровича в последний раз. И я помню слова Семена Александровича накануне смерти, сказанные им Борису Лукичу Лаптеву, давнему и близкому другу: <Я обдумываю новый метод лечения...>. Поистине, надежда умирает последней.
Пусть эти написанные выше строки будут данью памяти дорогому моему Учителю.